Михайло Ломоносов 3. Во славу Отечества (1986)
Все цитаты, стр. 14
Хотите последний дворцовый анекдот?
Говорят, что сенат вознамерился насладиться обозрением вашей знаменитой Петровской баталии и тотчас распорядился доставить её к себе.
Но сие оказалось весьма затруднительно, ибо картина весит более 130 пудов.
И вот, чтобы избежать подобного конфуза, я здесь.
Даже Римский папа не может вызвать к себе Везувий и для лицезрения чуда природы едет к нему сам.
Ваше императорское величество, всемилостивейшая государыня императрица!
Перед вами мозаичная картина
Полтавской баталии, вся площадь которой около трёхсот квадратных футов.
Напереди вы видите Петра Великого, чей облик нарисован с гипсовой головы, каков есть восковой портрет в кунсткамере.
За государем - знатнейшие генералы:
Шереметьев, Меньшиков, Голицин, коих портреты взяты с имеющихся оригиналов.
Ваше императорское величество, представлен Пётр Великий в немалой опасности, когда он в последний раз выехал к сражению, при наклонении к бегству Карла Второго на десять.
Впереди - гренадер со штыком оглянулся на монарха, якобы негодуя, что тот так далече отваживается.
Далее от переду - пленный шведский генерал, коего поднимают, окружив, российские солдаты.
И вот, наконец, - сам Карл Второй на десять!
Его уговаривают спастись, но он протягивает руку с пистолетом, как-будто в бой ещё порывается.
И во-он, в отдалении - бегущие шведские полки и гонящие их россияне.
Ваша жена - великолепная хозяйка, а вы столь мрачны...
Я вовсе... не мрачен, ваше величество.
Дух мой томится сознанием конечности моего дела.
Я вот нынче говорил о возведении монумента Петру Великому, о создании героической поэмы в его честь в 24 песни, но я болен и немощен и чувствую, что со смертью моей пресечётся и создание мозаичных картин, и возведение монумента национальному герою.
И вы говорите, что вы не мрачный?
Откуда же эти мысли о смерти,
Дайте надежду, ваше величество, что и после меня мозаичное дело будет производиться.
Шурин мой, регистратор Иван Цильх достиг в сем искусстве совершенства.
Он все цвета и без меня произвести сумеет.
Надлежащий памятник моему великому предку я сама мечтаю увидеть.
В продолжении мозаичного дела названной вами персоной я даю вам полное уверение, хотя, думаю, вы и сами... сами ещё многое успеете.
До смертного часа не забуду ваших милостивых речей и взгляда.
Однако за разговором и щи простынут.
"Через год после смерти Ломоносова решением сената сооружение памятника Петру I будет приостановлено.
Мозаичная команда во главе с Цильхом после многих мытарств распадётся.
Чудом уцелевшая Полтавская баталия будет реставрирована только в наши дни."
Екатерина: - Сколь приятно быть у тебя, Михайло Васильевич!
Твой дом, твой сад... твои книги... - всё это напоминает о возвышенном, отвращает от суетности...
Да, ваше величество, дома я - не червь, но бог в душе своей, разумеется.
Ваше величество, я порядком наскучил вам своими просьбами, но... рискуя навлечь на себя... ваш гнев и досаду, осмелюсь высказать последнюю.
Ради бога, Михайло Васильевич.
Сегодня я ваша гостья, обращайтесь ко мне с любыми просьбами.
Ваше императорское величество, в одном из ваших последних указов запрещено поступление в гимназию, в Академию художеств и университет всех крестьянских детей.
Ваше величество, я ни в коем разе не сомневаюсь в справедливости и мудрости вашего указа.
Нет, нет, я... токмо хотел просить снизойти до ходатайства академика Ломоносова о нескольких исключениях.
Ваше величество, я... прошу о приёме в гимназию на казённое содержание племянника Михаила Головина, крестьянского сына, так же сына сторожа академии Губорева и...
Алексея Борисова сына дворового и статс-дамы Измайловой.
Михайло Васильевич, неужто подобные мелочи требуют высочайшего вмешательства?
Григорий Николаевич, передайте гетману сию просьбу.
"Вскоре после смерти Ломоносова университет при Санкт-Петербургской академии будет закрыт по причине преобладания среди его студентов подлого народа."
Ах, уезжать от вас не хочется, но, увы, императрица собственным желаниям не принадлежит.
Оставляю вам в залог своего библиотекаря.
Может статься, что сей день, проведённый у вас, будет одним из самых мирных и счастливых дней в моей жизни.
Это мы должны благодарить Господа, что вы к нам, как ясно солнышко, явились.
А я надеюсь что и вы порадуете меня своим посещением.
Заезжайте ко мне запросто откушать хлеб-соль.
Уверяю вас, щи у меня будут такими же горячими, какими нас потчивала ваша хозяйка.
"Последняя фраза будет наутро процитирована в газете "Санкт-Петербургские ведомости" дословно:
"Щи у меня будут такие же горячие, какими потчивала нас ваша хозяйка.""
Всё хорошо, Михал Васильич.
Теперь ты сможешь отдохнуть.
Я ещё "Систему всей физики" дописать должен.
Голос: - Господа! Я уже полгода об этом говорю! Сие безобразие следует пресечь!
Голос 2: - Немыслимо! Немыслимо!
Неоднократно жаловался я уважаемому профессорскому собранию на неблаговидные поступки господина советника Тауберта!
Теперь же, господин советник вверил адъюнкту Шлёцеру всю Российскую библиотеку, так что оный у себя дома переписывает редчайшие старинные манускрипты, для чего и писца нанял.
Все рукописи находятся в Академической библиотеке.
Знаю. вы привезли их сегодня утром от адъюнкта Шлёцера!
Привезли после того, как вам стало известно через господина Теплова, что советник Ломоносов поведал о сем преступлении самой императрице!
Вы не смеете отрицать этого!
Люди видели, как вы сами тащили поутру сии книги.
Господа, господа, господа!
Самое возмутительное, что адъюнкт Шлёцер намерен вывести копии манускриптов за границу и там опубликовать их к своей пользе!
Я и не думал уезжать из России.
Мало ли кто о чём говорит, это же ещё не повод для столь странного обвинения!
Я не намерен уезжать из России. Пусть господин Румовский подтвердит сие.
Что же вы молчите, господин Румовский?
Насколько мне известно, господин Шлёцер не имел намерения уезжать.
Ломоносов: - Молодой человек, неужели вы мыслите свою жизнь в науке на лжи основать?
Ведь вы прямо и открыто лжёте.
Я прочёл в "Гетенгенских учёных ведомостях" сообщение от 19-го числа сего месяца, что вы утверждены профессором сего университета.
Стыдно так лгать, молодой человек.
Признаться, я думал со временем уехать, да, но у меня и в мыслях не было брать с собой копии сиих путаных и недостоверных летописей!
Зачем же вы тогда списывали?! Зачем наняли писца?
Сей переписыватель вовсе и не писец.
К несчастью, оказался подвержен пьянству и другим порокам, свойственным подлому народу.
Дабы отучить его от них, я почёл наилучшим средством приобщить его к труду.
Другой работы не было, кроме как заставить его писать.
А тут и подвернулись... летописи.
Поистине в академии нашей бывает то, чего не может быть!
Голос: - Да, господин Шлёцер далеко пойдет!
Голос 2: - Шельма с глазами ангела!
Голос 3: - Вот они, молодые! Что от них ждать?
Эх, Румовский, Румовский!
Сколь много надежд я на тебя возлагал!
Учился у меня, учился у гениального Эйлера!
Мог стать светилом русской науки, а стал Таубертовой комнатной собачкой!
Вам вольно оскорблять молодых, кои ответить не могут.
Да, Тауберт - ничтожество и прохвост, но Тауберт движет, а вы...
Вы заслонили собой проход в русскую науку!
Куда ни ткнись - везде один Ломоносов!
И потому нет у вас учеников и последователей!
Вы один! И с вашей смертью дело ваше пресечётся!
Есть Барков, есть Иноходцев, есть Московский университет!
И ты, Румовский, ты ещё пожалеешь о своём отступничестве!
Михайло Васильевич Ломоносов в последний раз присутствовал в Академии наук.
Сколько горя я тебе принёс...