Догвилль (Dogville, 2003)
Все цитаты, стр. 6
В свертке лежал весь отполированный и сверкающий перочинный ножик Джэйсона.
И пирог от мамаши Джинджер и Глории. Кое-какая одежда, спички и сборник псалмов.
Грэйс открыла книгу на псалме 18, который всегда трудно давался Марте.
Там между страницами лежала долларовая купюра, одна Марта пожертвовать такие большие деньги не могла.
В Догвилле у Грэйс появились друзья. Это было очевидно.
И Было неважно, много их или мало.
Грэйс доверилась городу, и в ответ он щедро отблагодарил, подарив ей: друзей.
Ни один гангстер не мог оборвать ее связь с этим городом, сколько бы оружия у него ни Было.
И даже если колокол прозвучит менее15 раз,она знала, что ее запомнили в этом городе, и ее пребывание здесь оставило какой-то след.
Возможно, небольшой, но все-таки оставило.
И впервые в своей юной жизни она почувствовала за себя гордость.
Когда колокол начал звонить, Грэйс замерла.
Грэйс насчитала 14 ударов.
Значит, в конце концов, даже МакКэй проголосовал за нее, почему бы это не сделать и Чаку?
По-моему, ты здесь всем понравилась.
Весна и начало лета стало для Грэйс счастливой порой.
Марта звонила в колокол, помогая Грэйс ориентироваться во времени.
- Она успевала побыть глазами МакКэя, матерью Бена, подругой Веры и мозгами Билла...
Однажды Грэйс пришло в голову, что она сама может давить на педали, а Марту можно уговорить сыграть пару нот, чтобы разработать меха.
Оставаясь под давлением, они могли быстрее прийти в негодность.
В конце концов, они решили, что если на педали будет давить Грэйс,
Марта сможет играть, забыв о своем ложном чувстве вины.
С отцом Тома, который считал, что у него каждый день появляется какая- нибудь новая болезнь, и который поэтому все больше увлекался простыми тестами на координацию движений времен своего обучения в медицинской школе, она была сурова и убеждала в том, что с ним все в порядке.
Теперь, когда жители города решили, что труд должен быть оплачен, ей платили жалование. Немного, но достаточно, чтобы накопить денег и купить первую из семи фарфоровых статуэток, которые с незапамятных времен стояли в витрине магазина и собирали пыль.
Она мечтала, что когда-нибудь сможет приобрести их все.
Со временем ее белоснежные руки стали похожи на руки любой жительницы любого маленького городка.
Через 3 недели она торжественно переехала в свое новое жилье, которое тайком отремонтировали Том и Бен.
А именно, на старую мельницу, на которой когда-то работала городская рудодробилка, и от которой ныне остался лишь тяжелый маховик.
Вот это я и имею в виду, говоря об индустрии грузоперевозок.
Мисс Лаура все это выбросила. За ненадобностью.
Хорошие вещи, просто оказались не в том месте. Но при помощи моего грузовика...
Да. Не нужно смеяться над индустрией грузоперевозок.
Да, ты прав, Бен. Не стоит.
Я хотела признаться, что преследовала личную цель, голосуя за то, чтобы ты осталась в Догвилле.
Твое появление принесло мне облегчение, ведь все мужчины стали смотреть только на тебя.
Том и все остальные. Мне приходилось так долго мириться с их вниманием.
Честно говоря, у меня просто не осталось сил.
Они все равно будут на тебя посматривать, Лиз.
И ты это знаешь. Будут. Потому что ты красивая.
И, наконец, когда лето Было в самом разгаре,
Грэйс отпустили в отпуск, чтобы она помогала Чаку работать в саду.
Каждый день в 5, когда они заканчивали, Грэйс снова и снова убеждалась в том, что МакКэй был прав.
Тень от шпиля колокольни молельного дома и вправду указывала на магазин Джинджер.
Но сегодня колокольня не только в очередной раз подсказывала людям, что пора идти за покупками.
С нее прозвучал сигнал, который несмотря на опасения Марты, никто не спутал с колоколом, извещавшим о начале очередного часа.
Это было предупреждение о том, что со стороны Джорджтауна приближаются чужаки.
Впервые на памяти жителей Догвилля в их город пожаловали полицейские.
Это и есть весь ваш город?
Мне нужно повесить уведомление о розыске.
У нас есть молельный дом. Подойдет?
- Что она натворила?
- Пропала без вести. Так здесь написано. Наверное, кому-то без нее очень плохо...
Говорят, в последний раз ее видели в этих местах.
Мы вешаем такие плакать по всей округе.
И тот, кто ее увидит, должен немедленно ехать в полицию?
Ну да, для того и вешаем.
Было ясно, что эти люди так просто не сдадутся.
Теперь они развесили по всей округе эти плакать.
Это значит, что никто и не подозревает, что она находится здесь.
Но к нам приезжал полицейский, Том. Разве мы не обязаны помогать полиции?
С точки зрения закона. Прошу прощения, я всегда кашляю, когда расстраиваюсь.
Она пропала без вести и ни в чем не виновата. Он сам так сказал.
Я думаю, вам нужно еще раз проголосовать.
Зачем? Мы не можем снова и снова устраивать плебисцит.
Перестаньте. Неужели кто-то струсил, увидев на этом листке ее фотографию?
4-е июля было ознаменовано появлением облаков семян, прилетевших с какого-то луга и вечером паривших над улицей Вязов.
Сегодня все должны были праздновать. И никто не должен был думать о тяжелых временах.
У Грэйс были все основания, чтобы, остановившись у витрины магазина Джинджер, порадоваться за себя,
И еще раз убедиться в том, что на своих местах остались только две фарфоровые фигурки.
Лишь на них она еще не успела накопить.
Грэйс,ты не уделишь мне сегодня пару часов?
На закате в саду так красиво.
Чак, сегодня четвертое июля. И что это вдруг заговорили о закате?
Неужели стали романтиком, вроде меня?
- Сегодня все должны веселиться.
- А зимой будем голодать...
Грэйс, можно тебя на секунду?
Да. Я должен сказать тебе одну интересную вещь.
У меня буквально пухнет голова.
Наверное, это очень утомительно.
Мне кажется, я неплохо разобрался в каждом из жителей нашего города.
Всех их я прекрасно понимаю.
Но когда я пытаюсь понять тебя, у меня ничего не выходит.
Вот, к примеру, Лиз. Лиз проста и понятна.
Нас с ней влекло друг к другу.
Но, всматриваясь в нее, в переносном смысле, разумеется, а я без проблем могу это сделать, я понимаю, что природа моего влечения носит абсолютно плотский характер.
А с тобой все... ... все намного сложнее.
Нет, сначала я хочу сам во всем разобраться.
Ты пытаешься сказать, что ты в меня влюблен?
Нет, я бы... любовь... нет. Это слишком серьезное слово.