Несколько дней из жизни И. И. Обломова (1979)
Все цитаты, стр. 3
А, это вы? Простите, я, кажется, заснул.
Алексеев был всегда покорный и готовый слушать, разделявший одинаково согласно и молчание Обломова, и его разговор, и образ мысли, каков бы он ни был.
И хотя Обломов был ласков с ним, но любил искренне только одного человека, может, потому что рос, учился и жил с ним вместе.
Это Андрей Иванович Штольц.
Штольц был в отлучке, но Обломов ждал его с часу на час.
Вы же поговорить хотели о чем-то.
Вы ступайте, я сначала один подумаю, а с вами потом.
Очень хорошо. В самом деле, и потом хорошо.
Насчет квартиры опять приходили, съезжать...
Что делать будем? Съезжать велят.
Я тебе запретил напоминать мне об этом.
Ладно, ступай, убери все это.
Смотри, я запомнил, там сыру остался кусок и ветчина.
Вечером подай, не то опять употребишь, как всегда, а барину соврешь, мол, не оставалось.
Кабы не пускали никого, так больше бы оставалось.
Чем куском попрекать, лучше про переезд подумать.
Я сказал, другие не хуже нас, да переезжают, и нам можно.
Ближе, ближе. Каково тебе?
Я ведь только сказал, что...
Т ы подумал, что ты такое сказал, ядовитый ты человек?
Что я такого сказал? - Другие переезжают.
Другие не хуже. Вот до чего договорился.
Я для тебя все равно, что другой.
Ты подумал, ядовитый ты человек, что такое другой?
Сказать тебе, что это такое?
Знаешь ли ты, что такое другой?
Другой возьмет и переедет на новую квартиру.
Вон Лягаев, возьмет две рубашки и носовой платок, и пошел.
Это вот другой. А я, по-твоему, другой?
Полно вам, батюшка, томить меня жалкими словами.
Да разве я работаю, мало ем, худощав или жалок на вид?
Разве мне чего-нибудь недостает?
Да я ни разу в жизни сам себе чулок на ноги не натянул.
Кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной?
Ты же сам знаешь, что я воспитан нежно, ни холода, ни голода не терпел, нужды не знал, хлеба сам себе не зарабатывал, вообще, черным делом не занимался.
Как же у тебя достало духу ровнять меня с другими...
А я в своем плане отвел ему отдельный дом, огород.
Он у меня мажордом, он поверенный по делам.
И как же после всего этого оскорбить меня, твоего барина, которому ты век служишь, которого ребенком носил на руках...
Илья Ильич, Господь с вами, что вы такое несете?
Ах ты, мать пресвятая Богородица, какая беда стряслась.
Я, может, усну часок, а в половине пятого меня разбуди.
Уже легкое, приятное онемение пробежало по членам его и начало туманить сном его чувства, как первые робкие морозцы туманят поверхность вод, еще минута, и сознание улетело бы Бог весть куда, но вдруг Илья Ильич очнулся и открыл глаза.
"А я ведь не умылся, - прошептал он, - и ничего не сделал.
Не изложил план на бумагу, к губернатору не написал, к домовому хозяину тоже, счета не проверил - утро так и пропало".
Он задумался. Что ж это такое?
"А другой бы это сделал?" - мелькнуло у него в голове.
Другой... Что же это такое - другой?
Он углубился в сравнение себя с другим.
Настала одна из сознательных минут в жизни Обломова.
Как страшно стало ему, когда в душе его возникло ясное представление о человеческой судьбе и назначении и когда мелькнула параллель между этим назначением и его жизнью.
Горько становилось ему от этой исповеди перед самим собой.
Бесплодные сожаления о минувшем, жгучие упреки совести язвили его, как иглы.
"Это все Захар", - прошептал он.
Вспомнил сцену с Захаром и лицо его вспыхнуло пожаром стыда.
"Что если бы кто-нибудь слышал?" - думал он, цепенея от этой мысли.
"Слава Богу, Захар не сумеет пересказать, да и не поверят".
Эк спит-то, словно каменщик.
Вставайте. Пятого половина уже.
Вы велели себя разбудить. Ну, Илья Ильич...
