Ликвидация (2007)
Лучшие цитаты
* * *
- Так он с детства такие номера откалывал. На Пересипи как-то раз, три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаум. Повытягали из карманов перья, кастеты и самые такие смелые стоят, с понтом на мордах сделать нам нехорошо. Так Дава ни разу не подумав, пожал им сходу челюсть. Они от такого здрасте, пообронили свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты, набрать таких ещё пять-шесть солистов для ансамбля. Так надо ж бежать! Так нет, он встал столбом и...
* * *
— Так что они у Вас взяли?
— Сережки! Мне мама уши оторвет.
— Не оторвет — мама добрая.
* * *
— Ида Казимировна, Вы ударили нашего сотрудника утюгом, какая же это самооборона?
— Не случилось, знаете ли, веера под рукой.
* * *
— И он еще тявкать будет за закон! Я ж тебя лично, таки лично, предупреждал, что грызть буду вас, падаль!
— Так ж сказали, сказали шо вас убили, а мы ж с вами договаривались…
— Рано ты меня похоронил! Сначала я тебя сначала закопаю и кол осиновый вобью, шоб ты не вылез! Слышь ты, я уволюсь из УГРО, а пистолет оставлю! И буду стрелять вас по одному или душить голыми руками! Вот как меня вы довели!.
* * *
— Шо вы за мной здесь всюду ходите?
— Ищем со спины вашу талию, мадам.
— Смотри детальнее, она когда-то там была. А за корзинку — забудьте, а то нарвете себе пачку неприятностей, я вам говорю!
* * *
— А накладная та — твоя работа?
— Ой, опять за рыбу гроши! То не мой фасончик, Давид Маркович!
— Моё. Пришел какой-то человек. Дал ксиву, дал портрет. Сказал, нашлёпни, шоб было — как на настоящем…Я нашлёпнул.
— И человека ты, того, не знаешь?
— …и за Чекана ты, того, не слышал?
* * *
— Считайте, легкая царапина. Пуля прошла под кожей. Ушиб грудины. Возможно, трещина в ребре. Но в целом, можно сказать, ему повезло.
— Ему повезло?! Вот нескоро будет! Это мне повезло! Я б себе в жизни не простил, если бы упустил такой сочный фрухт! Шо? Ты, Родя, обойди всю Одессу от Ланжерона до Слободки — не найдёшь человека, шобы радовался за тебя, так как я это делаю! Даже твоя мама бы отдохнула! У меня ж до тебя разговоров — таки языка не хватит…
— Я не знаю ничего! Я не знаю!
— Конечно! Без второго слова! А я тебе поверил, Родя. А ты на горе на моем сыграл… Слизень ты ползучий!
* * *
Все умные, пора мне на покой…
— А я не баба, чтобы злобу по карманам прятать.
* * *
— Давид Маркович! Там такая буча — город разнесут!
— Ничего, Жуков новый выстроит.
* * *
— Давид Маркович, ну объясните хотя бы словом, шо там за закрутка вышла? За шо мы по морде получили? Мне ведь не жалко, но таки ж интересно!
— Они, Леша, концерт устроили, шоб всех авторитетов накрыть разом.
— И какой шлимазл это выдумал?
— Так… Шлимазла беру обратно. И шо он не мог договориться, шоб они сами с ним встретились?
— А он не для поговорить. Он их в заложники взял.
* * *
— Отставить! Давид Маркович, Вы отказались арестовывать воров и мы взяли это в свои руки…
— Ты слышал, шо он сейчас пел?! Там люди плакали! Я за это немцам глотки грыз! Ты хоть это понимаешь, моль?!!
— Ой, Давид Маркович, вы меня не узнаёте? Я у вас в УГРО перед войной лекции по психологии читал.
— Помню, помню, Петюня. Где Нора?
— Може, спит? Хотя вы так стучите, что могла бы уже и проснуться…
* * *
— Давид Маркович! Я ж уже все глаза заплакала…Ой, я така рада! Насовсем?
— Давочка ж вы мой Маркович! А я ж вам поноску собрала. И носочки теплые! И рубашки стираные! И хлебчика, и рыбки вяленой, шоб хоть как-то покушать…
— Вот только папиросы не нашла, Эммик же ж не курит, поменял на мыло. Взял душистое, трофейное. Лучше б пять больших кусков, так он таки два маленьких… Дак Циля взяла тот кусок, и нету! Считай, весь вокруг себя змыла… Так можно, я вас спрашиваю?.. Что там душить, а?!
* * *
Шикарные у вас штиблеты, гражданин начальник...
* * *
— Кто еще состоит в заговоре?
— А какой бывает заговор?
— Бывает — от сглазу, от несчастной любви. Бывает…
— Это в твоей прошлой жизни. А теперь один будет заговор — антисоветский…
* * *
И считай, Сеня, шо я тебя очень попросил.
* * *
— А ручки-то у вас грамотно заточены, гражданин начальник. Вам бы шпилить, ходить бы в козырях…
— Да шо я? Вот у меня был комвзвода, вот той был мастер — карты сами бегали! А я так, на семечках...
— Ой не цените вы себя, Давид Маркович!
* * *
— Ты бы хоть наблюдение за ним установил.
— Виталик, здесь надо посмотреть за пол Одессой. Где я людей возьму?
* * *
— Нора… Вы одно скажите... Фима вам… только друг, ну или... не только?
— Только… И вы, Давид, мне тоже будете — тоже только друг…
— Нравитесь, но это ничего не меняет. Вы, Давид…
— Ша, Нора! Я и без второго слова все понимаю.
* * *
Вася, скажи мне как коммунист коммунисту, мы сегодня будем ехать или повесим табличку «На похороны не торопясь»?
* * *
Улыбайся, падла галстучная!
* * *
Ищем до здрасьте тех уродов, шо подумали — они умнее нас.
* * *
А таки шо вы, начальник, хочите? У меня нету время, шобы сидеть здесь целый день для помолчать… Мне совсем не интересно! Но из уважения к дяде Ешту, я готов послушать за вашу просьбу.
* * *
А там пришёл фашист, было чем заняться…
* * *
Полгода мучился, аж зуб крошился.
* * *
— Обмундирование сгорело полностью. Эва не разговаривает. Из примет только капитанские звездочки. Всё...
— Шо значит «мало»? Сара тоже кричала «мало», а потом нянчила семерых бандитов, не считая девочек… Я имею кое-что сказать…
— Так, Фима, ты почему здесь?
— А где я должен быть? Так вот, граждане менты...
* * *
— В Одессе ж в музыке понимают я, Столярский и еще полторы головы. Остальные же думают, что лучше Лени Вайсбейна нету. То есть, как бы, есть только Утесов, и немножечко Бах…
— За Баха ближе к ночи, ты за Эву.
* * *
— Так и шо Эва Радзакис? Шо, уже сидит?
— Поймаете его — убейте! Не цацкайтесь! Наплюйте ему в рот!
* * *
— Фима, вот мне дико интересно, с чего ты живешь? Нигде не работаешь, целый день болтаешься за нами как…
— Я болтаюсь? А кто Сеньку Шалого расколол? Кто схрон с военными шмотками нарыл?!
— Во! Хочешь нам помочь — шагай в постовые. Годик отстоишь, потом поговорим за твой перевод в УГРО…
— Шо? Я — в уличные попки?!
— А шо такого? Шо такого? Я цельный год был на подхвате! Цельный год!
— Нет, мне это нравится! Я стою в кокарде у всей Одессы на глазах! И это униженье мне предлагает друг! Мой бывший лучший друг!
* * *
И не делай мне невинность на лице!
* * *
— Товарищ Гоцман! Товарищ Гоцман! Я думал, он тут под арестом, а он тут главный за закон?
— Я кровью искупил, а ты румынам сбруи шил!
— Из самой гнилой кожи! И трех евреев у себя скрывал!
— Они на тебя и шили, кровосос! Зато вся Одесса знает! Ты им до сейчас не сказал, что война закончилася!
* * *
— Я извиняюсь очень сильно, но где таких, как ты, родят? Нехайгора тебя привел, твой крестный! Поручился за тебя!
— Вот только вас не надо! Кто будет мамку мою кормить, а? Вы, что ли?! Сами копейки платите, а на мне тыщи загребляете!
— От здрасте! Тыщи!.. Да я вкалываю, не разгибаясь! Тридцать инвалидов… кусок хлеба им даю, их семьям, их детям! А ты этот кусок украл, фашист!
— Я фашист!? Да я сам чуть не погиб! Я жертва! Я такая ж жертва!
— Ты не жертва, ты паскудник. Ты не лопатник у фраера сработал, ты друзей под пулю подвел…
* * *
— А ты кудой смотрел?!
— Куда я смотрел? Куда я смотрел? Я смотрел на время. Если не сдам гроши до восемь ровно, так буду иметь счастье с фининспектором и прочим геморроем…
— Так теперь ты это счастье будешь хлебать ситечком!
* * *
— Ото уже бумажкой разжился. Жизнь, погляжу, налаживается…
— Мне бы огоньку, Давид Маркович.
* * *
— Так значит, уезжаете уже, да?! Я извиняюсь, а кто будет искать?! Мы — артель горбатимся, ни дня, ни ночи! А какой-то поц делает детей сиротами, с подлючей мыслью пожировать на наши кровные?!
— И это все, шо вы имеете мне сказать?! И это лично Давид Гоцман, шо мы держим за легенду уголовки?!
— По словам инкассатора: сорок две тысячи шестьсот семнадцать рублей.
— По одному огнестрельному ранению, в сердце и в сонную артерию. Скончались сразу.
— Ворошиловские стрелки, а этот? [кивает головой в сторону инкассатора]
— А этот — ерунда. Легкая царапина плеча. Сильный шок. Говорит бессвязно…
— Значит, говорить не может, а сумму помнит от рубля и живой? Тишак, вези-ка этого царапнутого до себя и крути ему антона на нос, пока не расколется.
* * *
— Семачка солёная! Лушпайки сами сплевуются! Семачка! Семачка! Семачка! Семачка!
— Хай за три, но с недосыпом.
— Давай за четыре с горкой.
* * *
А у нас что здесь? Тихая поляна с лебедями?!
* * *
Сема, верни награбленное в мозолистые руки. Тебе еще с них кушать — сам подумай…
* * *
— Куда дели награбленное?
— Нет, заработанное передовым трудом! Не строй мне Клару Целкин!
* * *
— Нет, операцию по Сеньке Шалому ты затеял казисто, не скажу дурного. И коняжник подставной — цикавая идея… Но зачем?! Зачем ты сам залез туда? Для «покататься с ветерком»? А если б он признал тебя? Дырку в тебе сделал бы — не к ордену, а так, до сквозняка?
— Да Сенька Шалый — залетный, месяц как в городе. К тому же ночь…
— Согласен, а если б кто признал тебя из проходящих? Окликнул бы: здравствуйте Давид Маркович, шо свеженького в уголовном кодексе?
— Да я ж повторяю — ночь…
— Обратно согласен! А к чему ты полез один на пять стволов?! Народ там с душком, очков не носит. Почему один — как броненосец?
— Андрей Остапович, да если б я не взял этих пацанов на бздо, они бы шмалять начали. Сколько бы пальбы вышло — волос стынет. А тут ребенок скрипку пилит, мамаша умирает на минутку…
* * *
— Это ещё что за хомяк? Вообще, что у вас творится, а? Страна голодает, а они себе вот такие щёки наели!..
— У меня диабет, товарищ маршал. Нарушен обмен веществ…
— Жрать надо меньше! Вот и весь обмен веществ! Кто такой?
— Первый секретарь горкома партии Кумоватов Михаил Мефодьевич.
— А-а. Ты одессит, Мишка, а это значит…Что?!
— Это значит, что не страшны мене ни горе, ни беда…
— Ни хрена это не значит! Бардак у тебя в Одессе, Мишка!
* * *
— У тебя сколько классов?
— Аж целых три, Мотя! Должен скнокать…
* * *
— Мотя, ты ж молодец, как я не знаю! Ты ж себе жизнь спас! Ты ж себе памятник при жизни должен выковать!
— Не гоните, Давид Маркович!
— Мотя, я молчал — вот тебе скажу…
* * *
— У Коли, у Молдавского Коли купил… Нет, я ничего не хотел… Ну Вы же знаете за Колю! А он еще говорит — купи…
— Купи себе петуха и крути ему бейцы, а мне вертеть не надо!
* * *
— Вот с таким говноедом, как ты, Наимов...
— Я не дерьмоед, товарищ подполковник, а офицер военной прокуратуры и нахожусь при исполнении.
— При исполнении ты, значит, говно не ешь? А после?
— Еще вчера я начал работать по этому делу, навел справки, и выяснил что … перед приездом товарища Жукова была проведена тотальная проверка всех складов. И существенных недостач не обнаружено… Имею соответствующую справку.
— Да шо ты? И шо там у той справке за ту тысячу комплектов, шо мы нашли?
— Смотреть эти комплекты!
— Так они сгорели, Наимов. Вот пока ты собирался тут, они сгорели самым синим пламенем!
— Тогда об чем разговор? Нету тела — нету дела!
— Что ты сказал? [хватает Наимова за грудки] Пуговичку застегни! Тела-то как раз есть. И тела это — моих товарищей. Понял, Наимов?
— Понял. Сочувствую. Только это статьи 59 и 105 Уголовного кодекса. И заниматься этим должны вы — уголовный розыск, но если вы хотите…
— Не хочу. От тебя, Наимов, даже спирту на морозе не хочу. В горло не полезет!!!
* * *
Но нам с той радости одни убытки.
* * *
— Эммик!? Это ты так на Привозе?
— Мама, я забыл немного денег.
— Это ты так выбираешь синенькие?.. Мама со двора, так ты опять за кобелиное?!
— Мама, через вас нам нет жизни! Шо вы наше счастье переехали?!
— И перееду! Выкралась тут, ждет! Жульетта на балконе!.. Он на Привоз ушел за синенькими! И где тот Привоз, где те синенькие?
* * *
— Танки у вас не пропадали еще?
— Главный интендант округа не знает, что такое танки!...
* * *
Мама, вы родили идиота!
* * *
Шо вы кричите, мама, я понимаю слов!
* * *
Какая здесь тебе жена?! Тут твоя мама!
* * *
Не расходуй мне последний нерв!
* * *
Провожать не надо, дорогу знаю. Адью вам с кисточкой!
* * *
Ну, шо ты с ней цацкаешься? У нас и так дел за гланды!
* * *
— Может тебя в какой детский дом определить?
— Ага, сейчас, только разбег возьму.
* * *
— Давид! Давид, вставай! Давид! Вставай, Давид!
* * *
Вот уважаю вас, но тьфу вам под ноги! За ваше каменное сердце!
* * *
— Виталий, у тебя бывают дурные предчувствия?
— Конечно, бывают. Это у нас называется — «интуиция».
— У вас — интуиция, а у нас в Одессе — «задница горит».
* * *
— Шо ты ходишь здесь как скипидарный? Туда — сюда, туда — сюда!
— Доктор сказал ходить — ходю! Полезно для здоровья!
* * *
Всем сидеть, я Гоцман!
* * *
— Погоди, ты что, отказываешься выходить за меня?
— Тогда шо кобенишься? Грубо сказал?
* * *
— Эммик, что Вы потеряли в том ресторане, Вы мне скажите.
— Вы не видели красивой жизни, мама!
— А что, разве нельзя покушать со вкусом дома? Я же с утра уже все приготовила: и гефилте-фиш, и форшмак, и синенькие...
— Ой, Вы, мама, не смешите меня!
— Ой вэй, как будто у него нет дома, у этого ребенка. Эта Циля откуда взялась на мою голову, гембель, ведет себя, как румынская проститутка. Какое счастье, что твой папа не дожил до этого дня, когда он видел, чтоб ребенок пошел в ресторан от мамы. Мама готовит целый день...
* * *
— Есть квартирка на Преображенской... уууй... на Советской Армии, хозяев нет, где – неизвестно, а мадам Короткая мается с двумя детями-паразитами у комнате неважного размера. Требуется только черкнуть: «Поддерживаю ходатайство». По-соседски.
— Эмик, у нас есть майор Разный, до пары твоей Короткой, я ему передам твою просьбу.
— А шож Вы не сами, Давид Маркович?
— За отдел ОБХСС он отвечает, ему и карты в руки.
— Я так понял, что вы возражаете...
— Сильно возражаю... Так возражаю, Эммик, что будет время, я тебе ухи отвинчу.
* * *
Доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен. Значит или ты мне сейчас скажешь, что случилось, или я гэпну тебя в морду со всей моей любовью.
* * *
Вы только не смотрите на себя в зеркало – ослепнете.
— В очереди за хлебом не стоят с цветами.
— А я могу Вам без очереди взять.
— Давид Маркович, это глупо, я же Вам все сказала, а Вы настаиваете, зачем?
— Вот что, Нора, вот Вам букет, и хотите — метите им улицу. Вечером жду Вас перед оперным театром. Будем оперу слушать. Всё!
* * *
Вбейте себе в мозг — беспределу ша. Погромы прекратить. На улицах должно быть тихо, как ночью в бане. Все вежливые до поносу. Кто-то не понял? Тогда — два шага в сторону, чтоб не забрызгать остальных.
* * *
— Обещал не доводить до вышака!!! Ты мамой клялся на свидетелях!!!
— А я сирота, Сеня, и моя мама встретит тебя там хорошим дрыном, не говоря за тех, кого ты грохнул. Так что молись за 25, как та ворона за голландский сыр!
* * *
Не расчесывайте мне нервы! Их еще есть где испортить!
* * *
Давид Маркович, я же не наган, чтобы ото стрелять и стрелять.
* * *
По сто пятьдесят и огурчик.
* * *
Ну, не тяни кота за все подробности.
* * *
Не понял ты меня, Сеня. Ты думаешь, что умнее одесского раввина?
* * *
— Давид Маркович, это ж не по-джентльмэнски! Это ж честный куш!
— Шо деньги, Саня? Деньги — мусор. Тебе вышак маячит!
* * *
Тише несите! Тише! Тише ж, кому сказала? Смотрите глазами! Вы ж его пошкрябаете!
* * *
Ты вгоняешь маму в самый гроб, сыночка, и даже глубже!
* * *
— А где у нас случилось?
— Пара незаметных пустяков. Вам что-то захотелось, мадам Шмуклис?
— Немножечко щепотку соли. Эмик, такое счастье, надыбал глоссика.
— Скажите пожалуйста, два больших расстройства, надыбал глоссика?
— Целого? Или одни плавнички?
— Виляет хвостом як скаженный.
— Так надо ж жарить. При такой густой жаре глоссик долго не выдержит.
— Так я за что?! Эммик ухнул пачку соли в помойное ведро.
— Так шо, если помои посолить, они будут лучше пахнуть?
— Ой, ну я вас умоляю, Фима, ви же знаете за Эммика, он если не сломает, так уронит.
* * *
За завтра, завтра поговорим.
* * *
— Мама, я зарежу себя ножиком!
— Режь! Делай маму сиротой. Не ищи ножики, я их убрала!
* * *
Родя, скажу тебе как родному. Я нет-нет, да думаю: может, я неправильно жил? Надо же брать деньги у богатых и давать их бедным, а таким, как ты, давать по морде. Чтобы у мире была красота и гармония...
* * *
Завтра сядешь в моём кабинете и будешь учить уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии.
* * *
Есть грамотные люди. Они не хотят, чтобы ихние портреты печатали в газете «Правда», таки имеют право.
* * *
Дава, стой. Слушай, мы четыре года не замечали твой день рождения. Ты не хотел, я уважаю. А пятый я уже не хочу.
* * *
— Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз! Я вас не знаю. Мне неинтересно ходить с вами по одной Одессе.
— Фима, ты говоришь обидно.
* * *
— Дядька, а ты у них самый главный?
— А тебя правда пуля не берет?
— Так я быстро бегаю, не поспевает.
* * *
Сеня, друг. Не дай бог, конечно, что ты мне истерику мастеришь? Ты посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже себе наговорил на вышку, теперь тяни на пролетарское снисхождение суда, мудрое, но не сговорчивое.
* * *
Ты не гони мне, Сеня, не гони. Здесь Уголовный розыск, а не баня. Нема ни голых, ни дурных.
* * *
А что, если помои посолить, они будут лучше пахнуть?
* * *
— Так он с детства такие номера откалывал.
— На Пересипи как-то раз, три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаум. Повытягали из карманов перья, кастеты и самые такие смелые стоят, с понтом на мордах сделать нам нехорошо.
— Так Дава ни разу не подумав, пожал им сходу в целюсть. Они от такого здрасте, побросали свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты, набрать еще пять-шесть солистов для ансамбля.
* * *
— Ну шо, доктор, слыхать?
— Фима, закрой рот с той стороны. Дай доктору спокойно сделать себе мненье.
— Вот видели? Интеллигентный человек!
* * *
Дава, я извиняюсь, но ты-таки босяк, некому задницу надрать. Пять пистолетов — не пачка папирос, они-таки стреляют. Ну ты же не окно в женской бане, зачем в тебе дырка?
— Здравствуйте, тётя Ада.
— До войны, а я собралась к ней ехать.