Живые и мёртвые (1964)
Все цитаты, стр. 13
Это вы бросьте! Бросьте эти намеки. Понятно вам?
Ну, а что же мне то теперь, обратно в Подольск ехать?
Нет, вы же человек взрослый, вы должны понять.
Ведь я же 30 лет по больницам работаю. В одной нашей железнодорожной 20-й!
Мне ж ничего не надо. Мне только обидно, что такие санитарки неопытные работают.
Я же троих перевяжу, пока они одного. Ведь вот, чего обидно.
Раненых не только перевязывать, их с поля боя выносить надо.
А для этого нужна сила и молодость.
Но ты то не больно молодой.
Так и пущай твоего рыженького молодые вытаскивают в случае чего.
А тебя, старичка, я на плечи взвалю.
Разрешите обратиться, товарищ старший политрук?
Сейчас обратишься. Сядь, подожди.
Валенки у меня свои, а шинельку дайте. Моя чёрная на снегу приметная.
Будешь звать "тётей Пашей", в платке сойду, а бойцом Поляковой, так выписывай ушанку.
Идите становитесь на котловой и вещевой, а в остальном... вернётся командир батальона - решим. Зайдёшь.
А это путёвка подольская.
Меня ведь райком в армию отбирал, я не Христа ради к тебе пришла.
Пока задержали. - Почему?
Пока не знаю. Думаю, всё по тому же.
Алексей Денисович, можно на полную откровенность?
Значит, на полную откровенность? - А ты меня не пугай.
Я правды не боюсь, а неправды тоже.
Ну, тогда скажите мне, что по-вашему важнее человек или бумага?
А ты, как думаешь? - Бумага.
Лежит она сейчас где-нибудь в лесу, гниёт и думает обо мне...
Считаешь, ты без меня человек?
Врёшь! Ты без меня не человек.
Не ты виноват, не ты меня бросил, а жить тебе без себя не дам!
Ну, это она тебе говорит.
А ты ей? - А я молчу, Алексей Денисович.
Заявления пишу, объяснения.
Жду, кто кого перетянет, я или бумага!
Ну, если там только... бумага... в лесу гниёт, тогда чего ты о ней, так хлопочешь?
А если там партбилет твой, то тебя в партию никто силком не тащил.
Сам шёл! И сам знал, какая партбилету цена.
Если стоишь на своём, что не зарывал, если хоть удави, стоишь на своём, значит, не так всё это просто.
Зарыл, порвал. Я не знаю, куда дел.
Зарыл один человек, порвал другой, а соврал третий. - А как быть тому, кто правду сказал?
Научимся мы когда-нибудь верить людям?!
Ты на кого это обижаться пришёл?
Я ещё от своего слова не отказался.
Или на дивизионную парткомиссию?
Ты их кого-нибудь в глаза-то видел?
Нет! И они тебя не видели.
Вот нашим с тобой бумажкам не верят.
Может, им тоже человек дороже, чем бумажка.
Я допускаю, что там какой-нибудь сухарь сидит,.. которого снизу не размочишь, только сверху мочить надо.
Партия то она большая и в ней люди разные бывают.
Уж не ты мне, а я тебе говорю, раз уже на полную откровенность.
Но замахиваться на партию не смей!
"Когда это только мы людям верить научимся?"
Из собственной болячки целый лозунг вывел.
Болячка то болит, Алексей Денисович. - Да, ты совсем какой-то психованный стал.
Двое мы с тобой остались от всей нашей ополченческой роты.
Кто бы мог подумать о такой судьбе?
Эй, пехота, закурить нету? - Есть.
Вот! По одной на брата и по одной в запас. Не возражаешь?
Ну, как деревню без нас не отдадите?
А то, если слабина будет, залезайте на колокольню, да вдарьте.
Эй, Петя! Держи, поехали.
Хорошо! Ух, сейчас генерал в штабе полка всем подряд духу дал.
"Почему,- говорит,- на вашем боевом участке мне языка взять не можете?"
Это, значит, командиру полка.
А потом мне: "А у вас,- говорит,- знаю языка взяли, а не довели! Дураки!"
Ух!.. Засну, батя, немного, пока тихо.
"Не довели,- говорит,- дураки".
И откуда он только вызнал? - От политотдела.
Это я вчера в политдонесении указал.
Ну и зря! - Разговор старый и напрасный.
Это я, как факт собственной недоработки записал.
Хоть ты и против сора из избы, но сор из избы плохо, а сор в избе - ещё того хуже.
Вот ты скажи, батя, что это у нас за люди такие невоспитанные?
Воспитываем их, воспитываем, как будто понимают.
А потом пленному - раз! И пулю в лоб. - Не одни мы воспитываем.
С одного конца мы, а с другого немцы.
Мы ему говорим: "Не трогай!"
А он в Куськове собственными глазами видел, как немцы наших... живьём в избе пожгли.
Значит, оправдываешь, батя? - Да не оправдываю, объясняю для себя.
Ему после этого Куськово, самому Гитлеру или Геббельсу руки-ноги поотрывать!
А он ещё не знает, доживёт ли.
А тут ему под горячую руку... ефрейтор попался.
Ну, а тут, батя, как без меня дела то?
Опять Синцову от ворот поворот.
Да, что они там, понимаешь, дурака-то ломают!
Мы же с тобой писали? Писали.
Поддерживали? Поддерживали.
Ох, батя, доберусь я до них! Поливай!
Да, мы с тобой, комбат, сила. Большая сила.
Только, видать, ещё не всюду.
А это мы ещё посмотрим. - Ну-ну, посмотрим, посмотрим...
Фёдор Фёдорович, я знаю, что я звоню не вовремя.
Я знаю, что вы 3 месяца лежали в госпитале, но меня в это время не было в Москве.
И я знаю, что вы срочно уезжаете на фронт, но я не задержу вас больше, чем на 10 минут.
Мне необходимо с вами поговорить.
