Два капитана (1976)
Все цитаты, стр. 13
Миша, меня ждут в госпитале. У меня совсем мало времени.
Вы знаете, что в августе я уехал с Ленинградского фронта.
Я рассчитывал встретиться с вами.
Не буду рассказывать о том, как я попал на юг.
Мы дрались под Киевом и были разбиты.
Я присоединился к санитарному эшелону, который шeл в обход Киева на Умань.
Это были обыкновенные теплушки, в которых лежали раненые.
Ехали три, четыре, пять дней.
В жаре, в духоте, в пыли.
Да, я был контужен дня за два до того, как присоединиться к эшелону.
Только по временам начинало покалывать левую сторону тела.
Она у меня болит ещe и теперь.
И вот мне пришлось заняться хозяйством нашего эшелона.
Ну, прежде всего нужно было наладить питание.
Я с гордостью могу сказать, что в пути, мы ехали две недели, от голода ни один человек не умер.
Чeрт... какая... какая ерунда...
"Подвиг лейтенанта Григорьева. Возвращаясь с боевого задания, самолeт лейтенанта Григорьева был настигнут истребителями противника.
В неравной схватке он сбил один истребитель, остальные ушли.
Недалеко от линии фронта он был вновь атакован.
В объятой пламенем машине Григорьев погиб.
Лeтчики энской части всегда будут хранить память".
Я не верю глазам. Чeрт побери, как я рад.
Но воображаю, как будет расстроена Катя.
Ведь эта заметка могла дойти до неe.
вы курите? - Нет, спасибо.
Многие женщины во время войны стали курить.
Две девушки, студентки мединститута из Станислава, ехали с нами.
Они носили раненым еду, меняли повязки.
И вот однажды одна из них позвала меня к лeтчику.
Раненый лeтчик лежал в одной из теплушек.
Я спросил девушек, что случилось.
"Поговорите с ним" - "О чeм?" -
Говорит, что застрелится. Плачет".
Я не знаю, как случилось, что в этой теплушке я не был ни разу.
Но так небрежно, так неумело...
Девушки подсели к нему, окликнули.
Он был ранен в лицо легко, а в ноги, очевидно, серьeзно.
Ну, во всяком случае, сам передвигаться не мог.
Может, вы выпьете, Катя? Всe я один...
Напьюсь - что станете делать? - Прогоню.
Ну, так досказывайте вашу историю.
Мы даже не успели с ним поговорить об этом.
Потому что в двадцати километрах от Христиновки, через час после нашей встречи, эшелон расстреляли немецкие танки.
Что вы делаете? Уходите немедленно!
У меня пистолет! Живым я им не дамся!
Потащили его! Скорее! Ну!
Ничего-ничего! Потерпи немного!
Сестрички милые, вам же тяжело! Бросьте меня!
Товарищ, постойте! Постойте, товарищ!
Это было неожиданно - наткнуться на немецкие танки в нашем тылу.
С первого выстрела был подбит паровоз.
Я прежде всего бросился к Сане.
Не так просто было под огнeм вытащить его из теплушки, но я вытащил.
Тяжелораненые кричат в вагонах: "Братцы, помогите!"
А немцы всe бьют. Уже близко, по соседним вагонам.
Больше нельзя было лежать под колeсами.
Я потащил Саню в сторону канавы, по колено в грязи.
Я перетащил его через болото в лес.
Вот сюда. Ещe немножко. - Ага.
Да, ничего-ничего. - Вот так.
Сейчас всe будет хорошо. - Вот.
Ну что? - Мы ходили к разъезду.
Немцы со всех сторон. Наверное, десант.
Но поскольку лейтенант не может самостоятельно передвигаться, надо воспользоваться дрезиной. - Какой дрезиной? -Около разъезда под насыпью лежит дрезина. Если еe поднять и поставить...
Нужны ещe два-три человека.
Ну что ж, мы пойдeм с вами. - Ждите нас здесь.
Там Смирнов дрезину видел.
Нужно было, чтобы одна осталась.
Ты должен был оставить кого-нибудь.
Он время от времени терял сознание.
Немцы в любой момент могли появиться.
Но у Сани открылась рана.
Видимо, поднялась высокая температура.
Он всe говорил мне: "Брось меня".
"Я... я думал, что в моeм положении придeтся тебя опасаться".
Но он всe равно не мог идти.
Нужно было делать что-то. Нужно было что-то предпринять.
И тогда я пошeл на разведку.
Ночь прошла, а за нами так никто и не вернулся.
Сейчас же верни мне оружие и документы!
Тебе не нужно оружие. Ты всe равно умрeшь.
Умру я или нет, это мы ещe посмотрим.
Но ты верни мне пистолет, если не хочешь попасть под военный трибунал.
И никто ничего не узнает.
В сущности, о том, что ты жив, ещe жив, ничего не известно.
Глотни из фляги! Приди в себя!
А там уж мы решим, жив я или нет.
Я остался, чтобы сказать, что ты мешал мне. Всегда и везде.
Но теперь всe кончено навсегда.
Ты всe равно умер бы, у тебя гангрена.
Сейчас... я тебя застрелю.
И зачем... зачем тебе жить?..
Всe равно ты больше не сможешь летать.
Ты больше не будешь летать!
А Саня остался лежать около берeзы.
Через час или немного больше я вернулся.
Мох на том месте, где он лежал, был сорван, примят.
Я всю ночь бегал по лесу, его искал.
Кричал, звал, хоть это было очень опасно.
Это всe, что я знаю о Сане.
Я пробился к своим с отрядом моряков из Днепровской флотилии.
Это очень хорошо, что вы не поверили мне.
Пусть так, всe к лучшему.
Если бы я хотел обмануть вас, я бы просто показал вам газету, в которой чeрным по белому напечатано, что Саня погиб.
Газету, в которой описывается гибель Сани в воздушном бою.
А я вам рассказал то, что было потом, после боя.
Это правда, которую я не смел скрыть от вас.
Катя! Боже мой! Что же это?..
Катя, ну что же вы, Катя!
Спиридонов, на перевязку давай сюда.
Боже мой! Ведь ничего ещe не случилось.
Голубушка ты моя... а мне что теперь делать?
Мне уже и надеяться не на чего.
Чeрным по белому: погиб мой сын.
Знаете что? - Что, голубчик?
Запомни мои слова: никуда он не денется.
Екатерина Ивановна, там вас просят.
Вы просили узнать насчeт Сковородникова.
вы не шутите? - Нет, не шучу.
Забегу к вам, вместе посоветуемся, что делать. - Хорошо.
Признаться, не думал, что удастся вас вызвать, честное слово.
Вы, оказывается, знаменитый человек.
Я устроил вызов через ректора Академии художеств.
Если бы вы не были знаменитым человеком, ничего бы не вышло.
Очень благодарен вам, товарищ капитан.
Да полно, какой капитан...
Всего-навсего интендант третьего ранга.
Никак колeса не привинчу и хожу капитаном.
Ну как дела на фронте? Что слышно?
Мне только что сказали, что Лигово наши взяли.