Оставь себе. - Зачем? Мне не надо.
Оставь, пригодится.
Вкусно. Люблю красивую жизнь!
Ну что? В школу совсем ходить не будешь?
Не знаю. Еще не решил.
Смотри, Робка, от Гавроша держись подальше.
А ты?
Я...
Я человек взрослый. А ты еще пацан.
Я всю семью кормлю, понял?
Отец инвалид, да сестренка с братом.
А мать? - Умерла в позапрошлом году.
Болела долго. Так я с ней намучалась...
Рак желудка у нее был. А у тебя отец-мать живы?
Живы. Только отца нету.
Что бросил, что ли? - Да нет. Сидит.
Как? Он что тоже вор, как у Гавроша?
Нет. Он в плену был.
Ну и что? - И ничего.
Враг народа, значит? - Да иди ты!
Раскудахталась, как клушка! Тебе-то что? Тебе-то что?
Роба, ну прости меня, Робочка!
Ну прости меня, пожалуйста.
Он танкистом был.
У него два боевых Красных знамени.
Я его письма читал. Мать давала.
Мой батя тоже танкистом был.
У него орденов ужас сколько. А с войны слепой пришел.
Эх, Робка. Три танкиста выпили по триста.
Следующая остановка Толмачевский переулок.
Ты мне очень нравишься, Робка, очень, очень.
И ты мне.
Это ведь ничего, что я тебя старше, правда?
Всего-то на полтора года. Правда, ничего?
Конечно, ничего.
Ты с Гаврошем давно ходишь?
Чего я тебя раньше не видел?
Где не видел? - Ну с ним в компании.
Ты что ревнуешь?
Ревнивый, как цыган? - Ничего не ревную. Просто так спросил.
Недавно познакомились. В столовке.
А если не ревнуешь, то зачем спрашиваешь?
А он тебе нравится?
Ты мне в сто раз больше нравишься. Устраивает?
Роба-Робочка, клёш да бобочка, милый шарфик подаря, полюбил бы ты меня.
Гаврош? Он отчаянный.
Его все боятся.
Да нет, он парень неплохой.
Вот только с ворами шьется.
Завтра придешь? - Приду.
Ты даже целоваться не умеешь.
Хочешь научу? - Научи.
Здравствуй.
Роба: Ты чего?