История одного назначения (2018)
Все цитаты, стр. 8
Что вы ругаетесь, ваше благородие?
Все люди - братья, если от Адама и Евы считать.
О... Ты еще и философ? Иди спать, философ.
Не могу. Не нравится капитану, как я четверку пишу.
Велено все листы с четверками переписать.
Какой вздор! Иди спать, я тебе приказываю.
И здесь вот такой вот хвостик.
Это Аз. - Ишь ты, как навострился, прям художник. Это что ж будет такое? Елка не елка?
Его Императорского Величества и проходит через всех господ министров, через все чины. - Это Буки.
На бабу похожа, на брюхатую. - Нет, на фельдфебеля нашего.
На ней веки вечные держится государево царство.
А жиды, студенты и полячишки проклятые раскачивают эту нить.
Господи, Бобылев, что у тебя в голове?
А я вот восхищаюсь. Продолжай, Бобылев. Продолжай.
Григорию Аполлоновичу очень полезно ознакомиться с перлами посвящения.
Это что? Кто разрешил? На какие деньги?
Это не из ротной казны, это из моих средств.
А вам их, видимо, девать некуда? И что это все вот тут?
Что здесь происходит? - Это я распорядился.
Мы проводим занятия. Вот тут с неграмотными занимаемся азбукой, а тут с грамотными говорим про государственное устройство.
Зачем? - Ну, такая школа для солдат.
Ввиду реформ, проводимых в армии. - А что, реформы устав отменили?
Никак нет. - Тогда вы, господин поручик, прежде чем чем-то тут распоряжаться, должны были подать мне бумагу.
Я бы ее рассмотрел и если бы вдруг сошел с ума, то разрешил бы вам эту глупость.
И то не вместо отработки штыкового боя.
Казимир Брониславович, ну какой штыковой бой? Ливень.
Обращайтесь по уставу, поручик. - Простите, господин капитан, дождь.
А вы собираетесь воевать только при хорошей погоде?
Нет, я собираюсь внести хоть каплю смысла в то, что здесь происходит.
А по-моему, вы просто хотите заискивать перед солдатами, красоваться перед самим собой. - Ничего подобного, простоя вижу в солдатах людей, в отличие от вас.
И да, я не хочу, чтобы меня все так же ненавидели.
А я не безусый юнец, чтоб нуждаться в чьей-то любви.
Действительно, сухарь и самодур.
Знаете что, господин поручик, отправляйтесь-ка вы под домашний арест.
Стасюлевич, не валяйте дурака!
Здрасте, Григорий Аполлонович. - Лев Николаевич! Здравствуйте.
Я приехал к вам просить прощения. Мне очень-очень совестно.
Лев Николаевич, это я должен попросить у вас прощения: я влез как дурак. - Нет, вы были искренни, а вот моя злоба была неуместна. Я злился не на вас.
Мне очень приятно ваше общество. Если вы на меня не сердитесь, поедемте к нам. Мне только к брату надо заехать, но это по пути.
Лев Николаевич, я бы и рад, я был бы счастлив, но, к сожалению, не могу: я под домашним арестом.
И что вы натворили? - Со свойственным мне тактом сообщил капитану о том, что он тупица.
Ну и насколько вас заперли? - На двое суток.
Я себе из города выписал одну вещь, но вам она сейчас будет нужнее. Сейчас.
Вот это наш главный стратег - капитан Яцевич.
Пока солдаты от маршировки падать не начнут, он не успокоится.
Команда всегда одна: "Носок тянуть!"
Я бы ему этот "носок" в глотку затолкал.
Это наш мизерабль, ротный писарь - самое несчастное существо на свете.
У него даже в посадке головы что-то жалкое.
Не замечали, что бабы на пятку ступают, а девки нет?
Нет, не замечал. - По молодости мы все невнимательны.
Почему? - Потому что собой заняты.
Яцевич доконал, сукин сын. А, у вас гости?
Александр Матвеевич, проходите. Познакомьтесь,
Лев Николаевич Толстой. Александр Матвеевич Стасюлевич.
Рад знакомству. - А мы с вами знакомы, граф.
Разве? - Мы с вами на Кавказе служили.
Вы потом описали меня в рассказе "Разжалованный".
Солдат, который выпрашивает деньги на водку.
Да вы не конфузьтесь, граф, я не обижаюсь.
Я и вправду разжалованный, и вправду пил.
Как стыдно. Ну простите меня.
А лучше приезжайте к нам в Ясную вместе с Григорием Аполлоновичем.
Это вряд ли. Я с тех пор интересней не стал.
Ну как угодно. - Господа, может быть, самовар, чаю?
Нет-нет, пожалуй, я откланяюсь.
Мы ждем вас, Григорий Аполлонович, одного или с господином прапорщиком.
